ИФИ И КУРТ
На другое утро
Майя проснулась в бутоне голубого колокольчика, который еще не успел раскрыться
на день.
Было еще очень рано, и жизнь внизу, в траве, только пробуждалась. Майя была хорошо скрыта в своем голубом убежище и могла спокойно наблюдать за просыпающимся миром.
Было еще очень рано, и жизнь внизу, в траве, только пробуждалась. Майя была хорошо скрыта в своем голубом убежище и могла спокойно наблюдать за просыпающимся миром.
В ту же минуту кто-то энергично раздвинул молодые одуванчики, из них выскочил большой жук, похожий на металлическое полушарие, отливающий то синим, то зеленым, то черным цветом. Он был вдвое или даже втрое больше Майи. Его твердый панцирь казался несокрушимым, а в голосе жука звучали свирепые нотки. По-видимому, он был разбужен пением муравьев и находился поэтому в дурном настроении. Его волосы не были еще расчесаны, и он сонно протирал свои хитрые глазки.. Жук, неуклюже переваливаясь, пополз по мокрой траве. Назвать его изящным было бы довольно затруднительно. Остановившись у увядшего листка, как раз под цветком Майи, он отодвинул лист, и пчелка увидела замаскированный вход в пещеру.
- Если вы хотите идти со мною на охоту, - крикнул мохнач, подходя к подземной норе, - то вставайте поскорее! Уже совсем светло!
Из пещеры
послышался тоненький, чирикающий голосок:
- Ради Бога, закройте вход! Ведь сюда льется дождь!
Жук повиновался. Из-под земли вылезло бурое существо, показавшееся пчелке чрезвычайно странным. У существа было неуклюжее тело и необыкновенно толстая голова с маленькими торчащими усиками. Тоненькие ножки еле передвигались, а выражение лица было озабоченным.
- С добрым утром, Ифи, - приветствовал удивительное существо жук, стараясь вежливо вытянуться в струнку. - Как вы спали, моя милая?
Ифи равнодушно протянула ему руку.
- Я не могу с вами идти, Курт, - сказала она. - Про нас и так уж болтают.
Бедный жук казался очень испуганным.
- Я вас не понимаю, Ифи, - пробормотал он. - Неужели наша юная дружба может погибнуть из-за каких-то пустяков?! Подумайте, Ифи! Какое вам дело до чужой болтовни? У вас своя собственная нора, куда вы можете вползать, когда вздумается; а если вы заберетесь в нее поглубже, то не услышите никаких разговоров.
- Вы ничего не понимаете, Курт, - задумчиво и печально ответила Ифи. - У меня на этот счет свои взгляды. Кроме того, вы меня обманули: вы уверяли, что из семьи бронзовок, а слизняк сообщил мне вчера, что вы попросту - навозный жук. А это ведь большая разница. Слизняк своими глазами видел вас за работой, назвать которую у меня язык не повернется. Вы должны сами понимать, что нам необходимо расстаться.
- Нет, я этого не понимаю! - горячо воскликнул Курт, оправившись от неожиданности. - Я хочу, чтобы меня любили за мои личные качества, а не за мою профессию.
- Если бы речь шла не о навозе, - сдержанно возразила Ифи, - я еще могла бы примириться с вашим занятием. Но вы должны понять, что молодая вдова, мужа которой всего три дня тому назад съела землеройка, обязана проявлять величайшую скромность... а потому - прощайте!
Сказав эти слова, Ифи с удивительной быстротой, словно ее унес ветер, скрылась в пещере.
Курт, словно забывшийся от конфуза, уставился на вход в норку. При этом у него был такой глупый вид, что пчелка не смогла удержаться от смеха. Но жук наконец пришел в себя и недовольно потряс своей маленькой круглой головкой. Усики его печально опустились, как смоченное дождем опахало.
- В наше время, - вздохнул он, - не ценят ни хороший характер, ни солидный образ жизни. Ифи бессердечна. До сих пор я сам себе не решался в этом признаться, а теперь вижу, что это - факт. Но если она не могла стать моей подругой по влечению сердца, то что мешало ей сделать это хотя бы по расчету?
Майя заметила, что, произнося свою выстраданную речь, он уронил слезу, и ей стало его жаль.
- Ради Бога, закройте вход! Ведь сюда льется дождь!
Жук повиновался. Из-под земли вылезло бурое существо, показавшееся пчелке чрезвычайно странным. У существа было неуклюжее тело и необыкновенно толстая голова с маленькими торчащими усиками. Тоненькие ножки еле передвигались, а выражение лица было озабоченным.
- С добрым утром, Ифи, - приветствовал удивительное существо жук, стараясь вежливо вытянуться в струнку. - Как вы спали, моя милая?
Ифи равнодушно протянула ему руку.
- Я не могу с вами идти, Курт, - сказала она. - Про нас и так уж болтают.
Бедный жук казался очень испуганным.
- Я вас не понимаю, Ифи, - пробормотал он. - Неужели наша юная дружба может погибнуть из-за каких-то пустяков?! Подумайте, Ифи! Какое вам дело до чужой болтовни? У вас своя собственная нора, куда вы можете вползать, когда вздумается; а если вы заберетесь в нее поглубже, то не услышите никаких разговоров.
- Вы ничего не понимаете, Курт, - задумчиво и печально ответила Ифи. - У меня на этот счет свои взгляды. Кроме того, вы меня обманули: вы уверяли, что из семьи бронзовок, а слизняк сообщил мне вчера, что вы попросту - навозный жук. А это ведь большая разница. Слизняк своими глазами видел вас за работой, назвать которую у меня язык не повернется. Вы должны сами понимать, что нам необходимо расстаться.
- Нет, я этого не понимаю! - горячо воскликнул Курт, оправившись от неожиданности. - Я хочу, чтобы меня любили за мои личные качества, а не за мою профессию.
- Если бы речь шла не о навозе, - сдержанно возразила Ифи, - я еще могла бы примириться с вашим занятием. Но вы должны понять, что молодая вдова, мужа которой всего три дня тому назад съела землеройка, обязана проявлять величайшую скромность... а потому - прощайте!
Сказав эти слова, Ифи с удивительной быстротой, словно ее унес ветер, скрылась в пещере.
Курт, словно забывшийся от конфуза, уставился на вход в норку. При этом у него был такой глупый вид, что пчелка не смогла удержаться от смеха. Но жук наконец пришел в себя и недовольно потряс своей маленькой круглой головкой. Усики его печально опустились, как смоченное дождем опахало.
- В наше время, - вздохнул он, - не ценят ни хороший характер, ни солидный образ жизни. Ифи бессердечна. До сих пор я сам себе не решался в этом признаться, а теперь вижу, что это - факт. Но если она не могла стать моей подругой по влечению сердца, то что мешало ей сделать это хотя бы по расчету?
Майя заметила, что, произнося свою выстраданную речь, он уронил слезу, и ей стало его жаль.
.bmp)
.bmp)
